Актриса вложила книжечку в ручонки Джульетты:

— Хочу, чтобы ты это взяла, Джульетта из бункера.

— Мы не можем принять такой дорогой подарок, — запротестовала мама. — Так много бумаги…

— И ей всего пять лет, — добавил отец.

— У меня есть другая, — заверила актриса. — Мы делаем их сами. А эту я хочу подарить ей.

Она протянула руку и коснулась щеки Джульетты, и теперь девочка не отпрянула. Она была слишком занята, перелистывая страницы и разглядывая пометки, сделанные от руки на полях рядом с печатными словами. Она заметила, что одно слово было обведено снова и снова. Многие слова она понять не смогла, но его — прочитала. Это оказалось ее имя, и оно встречалось перед началом очень многих предложений: «Джульетта».

Это была она. Джульетта посмотрела на актрису, сразу поняв, почему родители привели ее сюда, почему они шли так долго и так далеко.

— Спасибо, — поблагодарила Джульетта, вспомнив про хорошие манеры. И добавила, немного подумав: — Жаль, что я заснула.

32

Это было худшее в жизни Лукаса утро после очистки — и он задумался: не пойти ли на работу, не наплевать ли на оплаченный выходной, сделав вид, будто сегодня обычный день? Он сидел в изножье кровати, набираясь мужества, чтобы встать. На коленях у него лежала одна из звездных карт. Едва касаясь бумаги кончиками пальцев, чтобы не размазать рисунок, он погладил выведенные углем очертания одной звезды.

Звезда была не такая, как остальные. Те выглядели просто точками на аккуратно расчерченной сетке, с пометками о дате наблюдения, координатах и яркости. Эта, другая, — продержалась меньше остальных. Звезда была пятилучевая, как звезда шерифа. Лукас вспомнил, как нарисовал этот контур, разговаривая с Джульеттой в одну из ночей — бронза на ее груди слабо поблескивала в тусклом свете, просачивающемся с лестницы. Он вспомнил, каким волшебным был ее голос, как очаровывало ее поведение и как ее появление в его скучной размеренной жизни оказалось столь же неожиданным, как просвет в облаках.

И еще он вспомнил, как она отвернулась от него в камере две ночи назад, как пыталась пощадить его чувства.

Слез у Лукаса уже не осталось. Почти всю ночь он плакал из-за этой женщины, которую едва знал. И теперь он думал, что ему делать с сегодняшним днем и с собственной жизнью. От одной мысли, что Джульетта сейчас снаружи и делает что-то для них — чистит, — его начинало тошнить. Наверное, из-за этого у него уже два дня не было аппетита. Что-то внутри него подсказывало, что еда в желудке не удержится, даже если он заставит себя что-то съесть.

Лукас отложил карту и уткнулся лицом в ладони. Он сидел, испытывая безумную усталость, и старался убедить себя, что надо просто встать и пойти на работу. Если он пойдет на работу, то хотя бы отвлечется. Он попытался вспомнить, чем занимался в серверной на прошлой неделе. Кажется, сервером из восьмой стойки, который снова «упал»? Сэмми посоветовал ему заменить материнскую плату, но Лукас заподозрил дефектный кабель. Теперь он вспомнил, что делал: настраивал локальную сеть. Вот чем ему следует заняться сегодня. Чем угодно, лишь бы не сидеть тупо в выходной день и не страдать из-за женщины, о которой всего-навсего рассказал матери.

Лукас встал и влез в тот же комбинезон, что носил вчера. Он постоял, уставившись на голые ноги без носков и гадая, зачем встал? Куда он идет? Голова была совершенно пустой, тело онемело. Интересно, сможет ли он так простоять, не шевелясь, до конца жизни? Кто-нибудь его рано или поздно найдет, так ведь? Мертвого и оцепеневшего, стоячую статую-труп.

Он тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и пошарил взглядом в поисках ботинок.

Нашел. Уже достижение. Значит, он хотя бы сумел собраться.

Лукас вышел из комнаты и побрел к выходу на лестницу, пробираясь между вопящими детьми, у которых сегодня не было занятий в школе. Родители пытались отловить их и заставить одеться и обуться. Лукас воспринимал этот шум всего лишь как звуковой фон. Как гул в ногах, уставших сперва от долгого спуска на встречу с Джульеттой, а потом от еще более долгого подъема обратно. Выйдя на лестничную площадку, он ощутил знакомый внутренний толчок — захотелось пойти наверх, в кафе. Только об этом он и мог думать всю прошлую неделю: как-нибудь скоротать очередной рабочий день, чтобы потом отправиться наверх — ради шанса увидеть ее.

Неожиданно Лукасу пришло в голову, что он все еще может ее увидеть. Он не был любителем рассветов, отдавая предпочтение сумеркам и звездам, но если он хочет ее увидеть, то надо подняться в кафе и осмотреть ландшафт. И там он увидит новое тело, новый комбинезон, еще поблескивающий в неярком солнечном свете, просачивающимся сквозь проклятые облака.

Лукас ясно представил эту картину: Джульетта лежит в неуклюжей позе: ноги переплелись, рука прижата телом, повернутый шлем смотрит на бункер. А еще печальнее, что он увидел себя десятилетия спустя — одинокий старик сидит перед серым экраном и рисует не звезды, а ландшафт. Один и тот же ландшафт, снова и снова глядя на утраченную любовь, изображая одну и ту же неподвижную фигуру и вытирая слезы, которые капают и превращают угольные штрихи в грязь.

Он станет совсем как бедняга Марнс. Мысль о Марнсе, которого после смерти даже некому оказалось похоронить, напомнила Лукасу о последней фразе Джульетты. Она умоляла его найти кого-нибудь, не быть такой, как она. Не остаться в одиночестве.

Лукас стиснул холодные стальные перила пятидесятого этажа и перегнулся. Глядя вниз, он видел спираль лестницы, уходящую далеко в глубину. Он разглядел площадку пятьдесят шестого этажа. Несколько промежуточных площадок отсюда не были видны, потому что они выходили на лестницу под другими углами. Расстояние оценить он затруднился, но предположил, что его более чем достаточно. Не было нужды спускаться на восемьдесят второй — этот этаж прыгуны-самоубийцы предпочитали из-за длинного свободного промежутка до девяносто девятого этажа.

Лукас вдруг увидел себя в полете, как он кувыркается, размахивая руками и ногами. Скорее всего, он чуть-чуть промахнется мимо лестничной площадки. Где-нибудь наткнется на перила, и те почти разрубят его пополам. Или же, если он оттолкнется чуть сильнее и прыгнет головой вниз, все может закончиться быстро.

Он выпрямился, ощущая приступ страха и прилив адреналина — настолько ярко он представил и падение, и смерть. Лукас украдкой осмотрелся, проверяя, не наблюдает ли за ним кто-нибудь. Ему уже доводилось видеть, как смотрят вниз другие. И он всегда предполагал, что в головах у них бродят нехорошие мысли. Лукас вырос в бункере и знал, что только дети роняют вниз разные предметы. Когда становишься постарше, то уже понимаешь, что все нужно крепко держать. Но все равно, рано или поздно обязательно что-нибудь упустишь, и это что-то полетит вниз, а тебе инстинктивно захочется прыгнуть следом…

Площадка задрожала от топота ног торопящегося носильщика. Звук босых ног, шлепающих по стальным ступеням, быстро приближался. Лукас отодвинулся от перил и попытался собраться с мыслями. Может, все же лучше залезть обратно в постель и заснуть? Провести несколько часов в отключке?

Пока он пытался принять решение, носильщик пробежал мимо, и Лукас заметил на лице парня испуг. Хотя тот быстро скрылся из виду, проворно и неутомимо перебирая ногами, в сознании Лукаса ясно отпечаталась его тревога.

И Лукас понял. Пока топот удалялся, Лукас догадался, что сегодня утром что-то произошло. Случилось это наверху и как-то связано с очисткой.

Зерно надежды. Долгожданное зернышко, закопанное на такую глубину, что у него не оставалось шанса на выживание, внезапно начало прорастать. Может быть, очистки не было. А вдруг изгнание Джульетты отменили? Работники из механического послали наверх петицию. Сотни подписей отважных людей — они рисковали своими головами, лишь бы спасти ее. Не мог ли этот отчаянный поступок из «глубины» повлиять на судей?